Странная девушка. Но, несмотря на это, Тим был почти счастлив, когда возвращался обратно к празднующим. По крайней мере она разговаривала с ним. А когда-нибудь он обнимет ее и будет танцевать с ней. На их общей свадьбе.
Кура Мартин давно поняла, что допустила ошибку. Нельзя было обижать Гвинейру. Теперь, когда ее бегство еще больше усугубило ситуацию, она каждый день проклинала свою глупую гордость. Она давно уже могла быть в Англии, либо выступая, либо продолжая обучение в консерватории. В любом случае она не тратила бы время на то, чтобы в качестве бойца-одиночки путешествовать по захолустьям Южного острова. Дело уже давно было не в том, чтобы удовлетворить свои художественные потребности, а лишь в том, чтобы выжить. Кура перестала печатать плакаты, не планировала концерты. В большинстве мелких городков, через которые она проезжала, не было ни общинных залов, ни отелей, куда почтенные граждане водят своих празднично одетых супруг. Обычно попадались только пабы, в которых, если повезет, обнаруживалось пианино. Кура уже перестала возмущаться, если инструмент был расстроен. Иногда его вообще не было. Тогда она пела без аккомпанемента или вспоминала о своих маорийских корнях и била в барабаны или играла между песнями на флейте коауау. Люди в маленьких городках принимали это гораздо лучше, чем оперный репертуар Куры; один раз несколько погонщиков-маори пригласили ее спеть и сыграть перед их племенем. Кура насладилась этим концертом вместе с тохунга племени, позволила музыкантам играть на путорино и спела различные хака. В знак благодарности племя подарило ей одну из флейт путорино, и с тех пор Кура стала использовать непривычный инструмент в своих выступлениях. У матери она научилась играть на этой флейте и даже умела вызывать голос вайруа. Необходимая для этого техника всегда давалась ей легко, но, конечно, она училась этому с детства. К сожалению, слушатели не ценили это искусство. Несмотря на то что музыку маори любили больше, чем оперы, людям в пабах хотелось слушать старые песни, напоминавшие им о родине. Поэтому Кура играла ирландские и уэльские баллады, пела застольные песни и злилась на публику, которая иногда даже подпевала ей или танцевала. А заработка едва хватало на жизнь для нее и лошадки.
Кура дралась с излишне настойчивыми мужчинами, которые считали само собой разумеющимся, что певица всегда продает не только голос, но и любовь. Она сладкоречиво убеждала почтенных матрон, которые хотя и сдавали комнаты, но только не «приблудным артистам». Она пыталась убедить пасторов в том, что делится с их паствой ценным культурным наследием, и за это хотела получить в свое распоряжение общинный зал, по возможности бесплатно. Иногда Кура даже давала концерты в деревенских церквях. Неужели она действительно когда-то считала, что исполнять в Холдоне ораторию Баха — ниже ее достоинства?
Проведя в дороге год, Кура почувствовала, что устала. Ей больше не хотелось путешествовать, ей больше не хотелось вечером доставать влажные от дождя платья из заляпанного дорожной грязью сундука. Ей больше не хотелось договариваться с неопрятными хозяевами забегаловок.
Со временем она даже начала думать о том, чтобы где-нибудь осесть. По крайней мере на несколько месяцев, если бы только был ангажемент. Впрочем, ей это предлагали лишь в тех случаях, когда она соглашалась развлекать мужчин не только пением.
— Почему бы тебе просто не сделать это? — спросила ее девушка в Уэстпорте, которой было около двадцати лет, но выглядела она на все сорок. — Такая, как ты, заработает без труда! И сможешь выбирать, с кем ложиться в постель!
В этом отношении Кура часто испытывала что-то вроде искушения. Любви ей не хватало. Она часто тосковала по крепкому мужскому телу. Почти каждую ночь ей снился Уильям, и во время долгих переездов между городами она предавалась грезам. Где он сейчас? Из Киворд-Стейшн Уильям, судя по всему, уехал. Со своей мисс Уитерспун? Впрочем, Кура не представляла себе, каким образом Хизер удалось бы привязать его надолго. Что ж, похоже, Уильям тоже оказался ошибкой… Но при этом она по-прежнему считала, что они могли бы быть счастливы вместе. Если бы только не эта ферма, не эта Киворд-Стейшн, будь она трижды проклята! Ферма отняла у нее Уильяма. Если бы существовали только они вдвоем, то давно были бы в Лондоне, где Куру ждал головокружительный успех. Она мечтала выступать перед полным залом, а ночи проводить в объятиях Уильяма. Родерику всегда было далеко до него. А Тиаре… Во время своего визита в лагерь маори под Нельсоном Кура, взволнованная после вечера музыки и, в первую очередь, возбужденная страстными танцами маори, уступила своему желанию и разделила ложе с молодым человеком. Было приятно, но не более того. И близко не похоже на тот экстаз, который она испытывала с Уильямом. А мужчины, слушавшие ее на концертах, часто страдающие от тоски по дому матросы и горняки, увивавшиеся за ней? У некоторых были красивые тренированные тела. Но они были такими грязными после работы на руднике и от них зачастую так воняло ворванью и рыбой, что пропадало всякое желание. До сих пор Куре никогда не удавалось пересилить себя, хотя она понимала, что лишняя пара долларов ей бы не помешала.
Девушка из Уэстпорта расценила ее молчание как серьезное размышление.
— Эта лавочка, конечно, последнее дело, — заметила она. — Не твой уровень. Я тоже скоро буду отсюда убираться. Но, говорят, в Греймуте есть приличный бордель. Будто бы он принадлежит женщине, которая тоже, конечно, проститутка, но сейчас играет во владелицу отеля. Болтают, будто она начинала здесь. Но раньше эта лавочка была не настолько мерзкой.