Зато у Стивена были рождественские каникулы, и он добровольно отправился в Киворд-Стейшн. Несмотря на то что он был в курсе случившегося между Илейн и Курой из писем матери, молодой человек не воспринял случившееся всерьез. Приехав в Квинстаун, он буквально пришел в ужас из-за того, какой расстроенной и сломанной казалась его сестра. И он не мог упустить возможности познакомиться с обоими виновниками столь трагичной перемены.
— Если вы позволите… — Стивен с улыбкой поклонился Дженни Гринвуд и занял ее место за роскошным роялем, который успешно заменял здесь орган. Новенький инструмент был свадебным подарком Гвинейры своей внучке, хотя Джеймс недовольно ворчал: «Из-за него нам придется убрать половину мебели из салона!»
— А ты умеешь играть? — удивилась Гвинейра, вставшая со своего места, чтобы разобраться, в чем причина задержки.
Стивен улыбнулся.
— Я ведь внук Хелен О’Киф и вырос рядом с ее церковным органом. А этот смешной свадебный марш смог бы сыграть даже Джорджи.
И без дальнейших проволочек он извлек из рояля первые звуки, а затем спокойно сыграл произведение, даже с некоторой небрежностью. Жених и невеста тем временем подошли к импровизированному алтарю. Поскольку Стивен не знал песни для следующего выхода, он сыграл вместо нее весьма темпераментную «Amazing Grace», за что был вознагражден веселым взглядом со стороны Джеймса МакКензи и суровым — от Гвинейры. Ведь текст песни «Какие сладкие звуки, спасающие такую бедняжку, как я» был не очень-то лестен по отношению к юной невесте.
Как бы там ни было, Стивен сыграл безупречно. Неуверенность была ему чужда. Дженнифер с благодарностью улыбалась ему из-под занавески волос.
— За это мне полагается первый танец, да? — прошептал ей Стивен, и Дженнифер снова покраснела, правда, на этот раз от радости.
Тем временем перед павильоном устроилась группа музыкантов из маори. Марама, мать Куры, присоединилась к ним и спела несколько традиционных песен. При этом каждый сразу понял, от кого девушка унаследовала свой чудесный голос: среди своего народа Марама была известной певицей. Впрочем, голос у нее был выше, чем у Куры, и имел почти эфирный тембр. Если добрые духи, которых призывала в своих песнях Марама, слышали ее, то они вряд ли сумели бы устоять перед ней, в этом Гвинейра не сомневалась. Гости тоже слушали ее как зачарованные.
И только Уильяму, похоже, представление тещи казалось скорее неуместным, несмотря на то что Марама была одета по-западному, да и остальные музыканты не надели экзотических нарядов и не выделялись татуировками. В общем, жених старательно пытался не замечать туземцев и, казалось, обрадовался, когда их музыкальное представление закончилось. Поздравления гостей порадовали его гораздо больше, хотя ему показалось несколько странным, что «овечьи бароны» поздравляли Гвинейру по меньшей мере столь же сердечно, сколь и новобрачных.
— Невероятно, как вам это удалось! — произнес лорд Баррингтон, пожимая ей руку. — Парень просто находка для Киворд-Стейшн, вы словно сами его испекли!
Гвинейра рассмеялась.
— Это не так, он сам такой получился, — потупившись, скромно ответила она.
— Вы действительно не приложили никаких усилий? Не напоили Куру приворотным зельем или чем-то в этом роде? — поинтересовалась Франсина Кендлер, повитуха из Холдона и одна из старейших подруг Гвин.
— Его пришлось бы заказывать у вас! — поддразнила ее Гвин. — Или вы полагаете, что колдунья маори приложила свою руку к тому, чтобы в Киворд-Стейшн появился наследник из Англии?
Тонга, конечно же, тоже пришел, причем не лишил себя удовольствия появиться в национальных одеждах и с регалиями вождя. Он с каменным лицом наблюдал за церемонией, а затем, как и полагается, поздравил пару. Тонга великолепно говорил по-английски и умел отлично вести себя в обществе — если опускался до того, чтобы проявить свои манеры по отношению к пакеха. Он тоже был из лучших учеников Хелен О’Киф.
Остальные маори больше старались держаться в тени, даже Марама и ее супруг. Гвинейра с удовольствием отвела бы им более значимую роль, однако эти люди тонко чувствовали, что именно требуется от главных действующих лиц праздника. Впрочем, Куре, казалось, было безразлично все. Однако скептическое отношение Уильяма к племенам уже стало притчей во языцех. Поэтому Гвин была рада, когда за столом Джеймс, бегло говоривший на языке маори, присоединился к гостям из племени и завел с ними оживленный разговор. Он тоже чувствовал себя в обществе «овечьих баронов» и крайстчерчской знати не в своей тарелке. Он ведь просто «удачно женился» и не имел настоящих прав на землю, которую обрабатывал. Часть этих людей преследовала его в прошлом, когда он угонял скот. И встретиться в обществе было неприятно для обеих сторон.
— Я очень надеюсь, что она будет счастлива, — прошептала Марама своим певучим голосом. Она не возражала против Уильяма, но испытывала неловкость из-за его сегодняшнего поведения. — И верю, что он не помешает сам себе, как тогда Пол… — Марама любила Пола Уордена всей душой, но ее влияние на него всегда было весьма ограниченным.
— Как мне кажется, имя «Пол» что-то слишком часто всплывает в связи с этим Мартином, — мрачно заметил Тонга.
Джеймс только кивнул.
Уильям наслаждался своей свадьбой. Он был на седьмом небе от счастья. Конечно, были некоторые шероховатости вроде незапланированного выступления маори и крепкого рукопожатия наглого молодого человека, представлявшего семейство О’Киф.