Томас спокойно разделся, аккуратно сложил вещи на стул. Но Илейн все равно слышала, что он дышит быстрее обычного, и испугалась, когда увидела его член после того, как он снял брюки. Ингер сказала, что он набухнет… но чтобы так? О боже, ведь если он войдет в нее этим, будет больно! Илейн сжалась, перевернулась на бок и слегка отодвинулась от него. Томас бросил на нее сердитый взгляд. Теперь его дыхание участилось еще больше. Он схватил ее за плечи, резким движением вернул в исходное положение и лег сверху.
Илейн хотела закричать, когда он вошел в нее без подготовки, но он закрыл ей рот своим. Его язык и член оказались в ней одновременно. Илейн едва не укусила его от ужаса и боли. Она захныкала, когда он стал двигаться внутри нее, постанывая от наслаждения. Его движения стали быстрее, дыхание стало прерывистым — Илейн едва могла сдерживаться от боли.
— Ах, как хорошо было… — это были его единственные слова, когда чуть позже он перевел дыхание.
— Но… — Илейн собралась с духом, когда боль отступила. — Ты не хочешь… разве ты не должен сначала поцеловать меня?
— Я совершенно ничего не должен, — холодно заметил Томас. — Но если ты хочешь…
Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы отдохнуть; затем он снова лег на нее сверху и на этот раз поцеловал — сначала в губы, так же глубоко и требовательно, как только что, затем в шею и грудь. Это тоже было больно, потому что больше напоминало укусы, чем поцелуи, совсем не так, как с Уильямом. Илейн сжалась еще сильнее. Она застонала, когда он снова вошел в нее, и на этот раз ей казалось, что это никогда не закончится. Но затем он отпустил ее. Снова была жидкость, как и в первый раз. Теперь Илейн знала, что вымывают из себя шлюхи уксусной водой, если их заставляли заниматься любовью в неподходящие дни. И мысль о небольшом количестве уксусной воды или хотя бы воды с мылом показалась вдруг очень заманчивой. Она чувствовала себя израненной, испачканной и обесчещенной. Замерев, она лежала рядом с Томасом, который вскоре уснул. Дрожа, Илейн выбралась из постели.
Ванная на этом этаже находилась прямо рядом с ее комнатой. Если немного повезет, в это время никто не будет выходить из комнаты; постояльцы пансиона еще были на свадьбе. На ее свадьбе.
К удивлению Илейн, в ванной комнате горели лампы и близняшки ждали ее с мисками горячей воды и ароматным мылом.
Увидев обеих, Илейн разрыдалась. Вот в чем заключался свадебный подарок Дафны! Она не должна была пережить это в одиночку. И, судя по всему, близняшки знали, что делают. Сейчас они даже щебетать перестали, говорили негромко и пытались ее утешить, сняли с нее сорочку и вымыли тело.
— Бедняжка! Завтра еще будет больно, но потом быстро заживет.
Лори потерла губкой пятна, оставшиеся после жадного посасывания и укусов Томаса, которые он называл «поцелуями».
— Это всегда так? — всхлипывала Илейн. — Если каждый раз будет так, я лучше умру…
Мэри обняла ее.
— Нет. К этому привыкаешь.
Илейн вспомнила, как Дафна говорила близняшкам, что привыкнуть к этому невозможно.
Лори дала ей еще немного вина; судя по всему, Дафна прислала не одну бутылку. Илейн пила жадно, как никогда. Говорят, в вине можно найти забвение, но даже если так, она знала, что случившееся повторится и завтра, и послезавтра…
— Поблагодарите Дафну, — прошептала Илейн, прощаясь с близняшками, и с бьющимся от страха сердцем вернулась в комнату, где спал ее супруг.
— И что мы скажем Дафне? — спросила Лори сестру, когда женщины собирали вещи. — Я хочу сказать, он ведь не был с ней мил…
Мэри пожала плечами.
— Верно. Но разве многие милы? Дафна не спрашивала, мил ли он. Она хотела знать, будет ли он… — Она пристыженно замолчала.
Лори поняла ее без слов.
— Да, ты права. Просто мне так стало жаль мисс Лейни. Но, судя по всему, мисс Дафне беспокоиться не о чем. Насколько я могу судить, он нормальный.
Илейн очень обрадовалась, узнав, что на следующее утро ей не придется ехать верхом. Не только потому, что невероятно сильно болел низ живота и вообще все тело (она спала очень плохо, в неудобной позе, на краешке кровати), но и потому, что ее лицо опухло и покраснело от слез. Впрочем, Томас на это ничего не сказал, равно как и Зои, с которой ей предстояло делить карету на протяжении ближайших дней, а потом и дом. Илейн надеялась на какое-то дружеское участие, ведь молодая женщина наверняка догадывалась, что случилось этой ночью. Но Зои упрямо молчала. А больше Илейн довериться было некому.
Сайдблоссомы захотели уехать пораньше, и Илейн едва успела обнять родителей на прощание. Конечно же, Флёретта увидела, что с ней что-то не так, но для расспросов времени не осталось. Только с Хелен Илейн удалось увидеться наедине, когда она помогала ей выносить посуду для завтрака. Та сразу же заметила натянутые болезненные движения Илейн.
— Плохо было, дитя? — сочувственно поинтересовалась пожилая леди.
— Это было ужасно.
Хелен понимающе кивнула.
— Знаю, маленькая моя. Но будет лучше, поверь мне. И ты молода, быстро забеременеешь. Может быть, тогда он оставит тебя в покое.
Всю первую половину дня пути Илейн провела в карете, судорожно пытаясь вычислить, могло ли случившееся прошлой ночью привести к зачатию ребенка. Все в ней восставало при мысли о том, что она могла зачать. Но постепенно она успокоилась. Последнее кровотечение у нее закончилось четыре дня назад, и если верить Ингер, зачать в это время было невозможно.
У полукаретки Зои были довольно хорошие рессоры, однако дороги вокруг озера Вакатипу находились не в самом лучшем состоянии. Илейн издавала стон каждый раз, когда они снова попадали в особенно глубокую выбоину. Она отчаянно пыталась завязать разговор с Зои, но у молодой женщины, похоже, не было интересов, кроме домашнего хозяйства и различных предметов роскоши, которыми она украшала Лайонел-Стейшн. Она могла долго говорить о мебели и тканях для занавесок, и при этом молодой женщине не приходило в голову спросить мнение Илейн и поинтересоваться, что нравится лично ей. Спустя несколько часов Илейн была исполнена решимости не позволять мужу ограничивать ее занятия одним домом. С Зои ей будет невероятно скучно. Нужно завоевать место на овечьей ферме, ведь бабушке Гвин это в конце концов удалось. Она задумчиво поглаживала Келли, которая, конечно же, заметила, что ее хозяйка нуждается в утешении.